18 лет, г. Ярославль
Неопределённость
Как-то на паре философии мы спросили профессора:
— Вы любите весну?
— Безусловно! — ответил профессор. — Весна даёт нам возможность почувствовать начало новой жизни. Мы расцветаем с приходом весны! Появляется желание что-то делать. Открывать новые вершины, писать книги, петь посреди улицы, не обращая внимания на взгляды прохожих. Весной просыпается природа и просыпаются чувства. Мне кажется, если бы не было весны, тогда люди были бы в шоке от резкого перепада температуры и цветового контраста между зимой и летом. Да и лета бы толком не было. Всё бы таяло, расцветало, а там уже осень и снова зима. Без весны никуда. Она принимает на себя весь тот удар перехода с зимы на лето, — профессор начал смеяться, а за ним вся группа. — Зато май уже даёт понять, что всё, пора радоваться предстоящим праздникам и каникулам, поездкам и пикникам. Как-то так.
И профессор улыбнулся. Все сидели и слушали очень внимательно. А я уже представлял поездки на велосипеде до соседней деревни, где мы с парнями играли в волейбол против местных пацанов. Уже вот этот аромат шашлыка на дне рождения отца чувствовался. Но и куда без ненависти к посадке картошки?! Этот огород мне никогда не нравился. Поэтому я всегда работал на стройке с конца апреля по конец мая.
— А лето вы любите? — спросила Катя, которая сидела за мной.
— А кто его не любит? — усмехнулся Валерий Андреевич. — Природа, тепло, путешествия, отдых, в конце концов, от вас, лодырей и должников, — и он снова начал смеяться. — Конечно, начало лета, безусловно, тяжёлое и для вас, и для нас, преподавателей, но вы прекрасно знаете то чувство, когда сдал последний зачёт, экзамен, выходишь в коридор и — никого. А недавно вы сидели на переменах и переписывали конспекты друг у друга или писали шпаргалки на контрольную. Потом заходите в гардероб, чтобы забрать свой мешок, а там ни одной куртки, хотя зимой даже не пройти между ними. Потом выходишь из корпуса, заходишь за калитку, светит солнце, птички поют, никого нет. Точнее, нет того потока людей, что идут из второго корпуса в главный, и нет юристов, которые стоят и смеются громче всех, перекрикиваясь бранными словами через каждое слово. Вы думаете, мы не слышим этого?
И тут у профессора сделалось очень серьёзное лицо, но потом он снова улыбнулся. Это было его фишкой — делать моментами лицо строгого мужика, который вот-вот встанет и начнет дубасить всех указкой. Но мы-то знаем, какой он. Он продолжил:
— Ну, не суть… И вот ты идёшь на остановку и понимаешь, что всё. Ещё один год позади, осталось не так много, и больше в восемь утра ты на эту остановку не приедешь, и такая грусть проскальзывает в душе, что аж плакать хочется.
Потом он сделал паузу. Мы уже хотели ещё что-то спросить, но он громко вздохнул и сказал:
— А потом ты идёшь на работу и всё лето «вкалываешь», а осенью говоришь, что не отдохнул совсем от учёбы. Так? У вас это происходит постоянно.
Все задумались. Даже Влад, который в телефоне всегда сидит или спит, — и тот внимательно слушал.
Мы Валерия Андреевича ещё спросили и про осень, и про зиму, на что у него были свои аргументы. Все поностальгировали, улыбнулись, погрустили. В конце я решил спросить:
— А всё же какое у Вас любимое время года? Есть же по-любому любимое.
— Васильев! Нет бы долг сдать или написать характеристику программы. Он всё детские вопросы задаёт. Ладно. Я люблю лето. Можно от вас, двоечников, отдохнуть.
— А если серьёзно? — спросил Паша.
— А если серьёзно — не знаю. Нельзя, не любив кого-то или что-то, говорить про это… — он посмотрел на часы, которые были у него на руке, потом на потолок, потом на часы, — нельзя говорить об этом полтора часа. Эх, опять заговорили меня, хитрюги. После его слов прозвенел звонок. Я не помню, что за пара была потом. Теперь мне уже далеко за тридцать, и понимаю, что именно такие лекции оставляют бо́льшую память в сердце, нежели бурчание педагогов за тумбой о каких-нибудь базах памяти или «Питонах». Но свой же вопрос профессору: «Какое Ваше любимое время года?» — и сейчас загоняет меня в неопределённость.