Андриашин Егор

16 лет, д. Варницы,
Ростовский район

Честь человека

Около девяти утра Пётр Иванович проснулся в одиночной камере Петропавловской крепости. Шесть шагов в длину и четыре в ширину – это всё, что на данный момент уготовила судьба. Стены выкрашены в серый цвет и невольно обволакивают мрачным настроением. Почти под самым потолком небольшое зарешечённое окно, откуда в камеру изредка заглядывает солнышко, даруя лучик радости.
Совершив утренний туалет и позавтракав, Пётр попытался осмыслить все события, произошедшие с ним за последнее время.
В начале ноября судьба свела молодого офицера с друзьями детства: с Александром Николаевичем и Николаем Ильичом. Они вместе учились в Московском университетском благородном пансионе, по окончании которого расстались: каждый начал строить свою военную карьеру. Пётр был очень рад встрече со старыми друзьями и сразу предложил им пойти к нему на квартиру, что располагалась на Гороховой улице. Приятелей не пришлось долго уговаривать: они были рады общению, каждому было что друг другу сказать и что спросить. Придя домой, Пётр начал хлопотать об ужине и рассаживать гостей.
Гостиная просторна и убрана со вкусом. Стены оклеены зелёными обоями, мягкая мебель в зелёных тонах была отменно хороша. Вдоль стен – серванты, дрессуар и рабочий стол, встроенный в шкаф. В углу – богато убранный камин, в котором, согревая и освещая всё вокруг, колыхался огонь. Напротив камина располагались диван, кресла и столик. Именно там и продолжили беседу старые друзья. Уют гостиной и дружеское участие согревали друзей своим теплом.
Как только приготовления были закончены, с задорным настроением и отменным аппетитом все принялись за ужин.
– Ну, други мои милые, рассказывайте! – начал застольную беседу хозяин дома. – У кого как жизнь сложилась? Кто где служит? Завели семьи?
– Да всё прекрасно, – бодро начал Александр, – я, к примеру, учился в Киеве, потом поступил на службу. Сначала имел честь пребывать в обычных егерских полках, в 22-м году получил звание поручика и спустя год был переведён в лейб-гвардейский Гренадерский полк, где до сего дня и числюсь. Сейчас я холост и жениться не намерен. Ни за что не променяю свою свободу. Ты, Пётр Иванович, лучше спроси, как у Николая Ильича жизнь сложилась, – сказал Александр. Он находился в явно очень хорошем расположении духа, был оживлён и говорлив.
– У меня тоже все недурно, – несколько смущаясь, но все же с улыбкой отвечал Николай. – Служу в кавалерии. Юнкером поступил в лейб-гвардейский Кавалергардский полк. Сейчас несу службу в звании корнета. В тот же год, когда я поступил в гвардию, женился на очень милой девушке, хорошей фамилии к тому же. Она просто ангел земной: любящая, добрая, искренняя! За годы счастливого брака родили двух сыновей и доченьку – наше солнышко! Такая, право, ласковая девочка, как обнимет своими ручками меня, ничего, кажется, в этом мире нет лучше! Ты, Александр Николаевич, зря отрекаешься от семейного счастья, я даже не представляю, как без них жить.
– Ладно-ладно, Николай Ильич, посмотрим, — ответил Александр. – Пётр Иванович, с нами-то всё понятно, лучше про себя расскажи. Я слышал, ты в артиллерии служишь.
– Да, верно, – отвечал Пётр, – после Благородного пансиона поступил в Константиновское артиллерийское училище, по окончании которого сразу начал службу со звания младшего фейерверкера, а вот год назад уже получил прапорщика. Сейчас вместе со своим полком расквартирован в Петербурге. Вот, только родных у меня нет, – вздыхая, проговорил он, – родители уже давно умерли, а я всё никак не женюсь…
Ужиная, друзья ещё долго беседовали. Вспоминали пансионские времена и детские проказы. Разговаривали о литературе и искусстве, о любви и чести. Делились армейскими байками и своими суждениями насчёт войны на Кавказе. Спорили, будет ли война с персами.
– Господа, как же я рад увидеть всех вас спустя столько лет! – воскликнул Пётр. – Вы будто оживили меня! Такого хорошего расположения духа у меня давно не было!
– Мы тоже рады! – заговорил Александр. – Не хотелось бы надолго разлучаться, потому приглашаем тебя завтра с собой. На квартире наших знакомых, что живут на набережной Мойки, пройдёт один замечательный вечер. Там соберутся все самые интересные, образованные, независимые люди, для которых честь не пустой звук, а равнодушие – самый тяжкий грех! Мы с Николаем Ильичом пойдём на этот вечер и думаем, что тебе, Пётр Иванович, на нём надо непременно быть!
Петра предложение чрезвычайно заинтересовало, и его не пришлось долго уговаривать.
Как оказалось, вечер должен был пройти в здании главного управления российско-американской компании, что немало удивило Петра. Друзья зашли в квартиру управляющего и оказались в богато убранной зале. Блестящий паркет, выложенный причудливым узором, и камин из каррарского мрамора невольно приковывали внимание всех, кто впервые здесь появлялся. В углу залы располагался раскрытый рояль, на котором играл молоденький унтер-офицер.
Появление друзей не осталось незамеченным.
– Дорогие Александр Николаевич и Николай Ильич, здравствуйте, почтенные! – громко сказал высокий, чуть полноватый мужчина. – Представьте нам молодого офицера, что пришёл с вами!
– С нами пришёл наш старинный друг, Пётр Иванович, служит прапорщиком в артиллерии.
– Здравствуйте! Большая честь с вами познакомиться! – улыбаясь, отвечал Пётр Иванович.
Офицеру понравился тёплый приём. Весь вечер присутствующие вели беседу, содержание которой Пётр не всегда понимал, но продолжал проявлять к ней активный интерес. Офицеры и штатские в высоком слоге говорили об идеальной жизни и справедливости, о нынешней жизни в России и бедах крестьян и, что самое интересное, о некоем скором блаженстве, которое ждет Россию в недалёком будущем. Петра Ивановича, правда, немного смутил контраст изысканного, богатого интерьера и напыщенной речи о бедственном положении крестьян, но он постарался своё недоумение отбросить в сторону.
В течение некоторого времени Петр несколько раз ходил на вечера. С каждым посещением у него появлялось всё больше и больше сомнений. На последнем вечере, который он посетил, неожиданно резко начала звучать открытая критика самодержавной власти, прозвучали слова намерения убить императора, установить в стране ограниченную монархию или республику и взять в ней власть.
Пётр опешил, услышав это вольнодумство, и немедля вышел из дома. Александр Николаевич и Николай Ильич выбежали за ним. Он потребовал объяснений. Друзья начали убеждать своего друга в необходимости всех мер, о которых он услышал в этот вечер. Как ни пытался наш несостоявшийся заговорщик убедить своих друзей в ошибочности, в опасности таких воззрений, они ничего не хотели слушать.
После этого разговора офицеры встретились лишь однажды.
В начале декабря всю страну потрясла весть о смерти императора Александра I. Тогда по закону о престолонаследии императором должен был стать его брат, Великий князь Константин. Армия и правительство начали присягать Константину, но оказалось, что он не собирается править. И тогда на престол взошёл средний брат, Великий князь Николай. Через несколько дней должна была быть переприсяга Николаю, к которой готовился и Пётр Иванович.
Во время присяги пришла весть о взбунтовавшемся Московском лейб-гвардейском полку. Командование назначило Петра Ивановича ответственным за выполнение приказа о подавлении восстания. Прапорщик вывел солдат из казарм и направился к месту назначения. Что в это время чувствовал и о чём размышлял наш офицер, думаем, нетрудно предположить…
Вскоре донесли, что взбунтовавшиеся солдаты, стоящие вокруг памятника Петру Великому, выступили против, как им казалось, незаконного царствования Николая в обход князя Константина. Когда правительственные войска стали окружать бунтовщиков, на площади появился герой Отечественной войны и Зарубежных походов русской армии, генерал-губернатор Милорадович. Он принялся увещевать восставших:
– Солдаты, кто из вас был со мной под Кульмом, Люценом, Бауценом?.. Кто из вас хотя бы слышал об этих сражениях? Никто? Никто не был, никто не слышал? Слава Богу! Здесь нет ни одного русского солдата! Офицеры! Из вас, верно, был кто-нибудь со мною? Офицеры! Никто. Бог мой, благодарю Тебя: здесь нет ни одного русского офицера! Если бы тут был хотя бы один офицер, хотя бы солдат, то вы знали бы, что Милорадович не может быть изменником своему другу и брату своего царя, не может! – прокричал в толпу Милорадович, показывая шпагу, подаренную ему его другом, Великим князем Константином.
Солдаты слушали генерала и уже готовы были пойти за ним. Милорадович, видя это, развернулся и собирался повести солдат в казармы, как вдруг раздался подлый выстрел в спину, и генерал начал медленно падать с лошади, пока его не подхватили и не унесли его адъютанты.
Это зрелище произвело очень сильное впечатление на Петра Ивановича. Он был обескуражен произошедшим, и в его голове ясно возникла одна мысль: что это было точкой невозврата и что массового кровопролития не избежать.
Спустя некоторое время был дан приказ открыть огонь по восставшим…
Пётр Иванович дал команду: «Пли!»
Вот прогремел первый залп. Площадь наполнилась криками, толпы горожан бросились врассыпную, а восставшие продолжали оставаться на месте.
Тут среди них Пётр разглядел знакомые лица! Это те самые люди из тайного общества, которые были на небезызвестных для Петра Ивановича вечерах!
Сдерживая невероятным усилием воли волнение, всё больше охватывавшее его, офицер продолжал отдавать приказы…
Раздался второй залп, третий…
Вдруг среди восставших офицеров Пётр Иванович заметил своих друзей: Александра Николаевича и Николая Ильича. Петра словно оглушила мысль, что ему нужно вести огонь по близким ему людям! Перед его глазами так ясно предстал рассказ о сыновьях-богатырях и солнышке-дочке, обвивающей своими ручонками папину шею! Он, русский офицер, даёт приказ стрелять по своим друзьям! Именно он может оставить семью без отца и мужа!
Солдаты ждут приказа о выстреле, а он, офицер русской армии… молчит.
Ждут… Все ждут…
Всё замерло.
Окрик командира ничего не изменил. Пётр Иванович продолжал молчать…
Через несколько минут ему сообщили, что он арестован за невыполнение приказа и нарушение присяги, также его осведомили, что ему следует направиться в Петропавловскую крепость для ожидания допроса и суда над ним. Петра Петровича доставили в камеру. В ту камеру, где можно отмерить шесть шагов в длину и четыре в ширину. В камеру, где было время на осмысление понятия «честь»…
Что будет дальше? Он ничего не знал. Им овладевало то самое ужасное чувство – чувство беспомощности и неуверенности в завтрашнем дне. Это одно из самых страшных переживаний. В голове родилась спасительная мысль: хорошо, что я один, никто от меня не зависит, а следовательно, никто, кроме меня, не пострадает. Всё в воле Божией, – решил Пётр, – буду говорить только правду. Виноват – приму наказание. Суждено умереть – умру, не запятнав чести.
Время тянулось бесконечно долго. Уже успели подать обед, на улице начинало темнеть. Он понимал, что скоро будет допрос, на котором решится его дальнейшая жизнь, и ждал развязки…
Через несколько часов ожидания железная дверь отворилась, в камеру вошёл офицер, за ним два конвоира, а через полчаса они уже были в Зимнем дворце. Зашли в небольшую комнату, в которой стоял стол зелёного сукна и стулья. За столом – главный следователь по делу восстания – генерал от кавалерии Александр Христофорович Бенкендорф. Чуть поодаль расположился император Николай Павлович, пристально глядящий на вошедшего офицера.
Начался допрос. Спрашивали, почему Пётр Иванович вчера не выполнил приказ и нарушил присягу. Сообщили, что некоторые бунтовщики, когда их просили назвать имена людей, участвовавших в заговоре, называли и его имя. После этого последовали ещё вопросы. Был ли он участником заговора? Знаком ли он с его руководителями? Готовил ли он восстание? Все вопросы задавал генерал Бенкендорф, а Николай Павлович, изредка прохаживаясь по комнате, очень внимательно слушал. Пётр Иванович отвечал, рассказывал всё, как было и как он это знал. Честно, искренне, не кривя душой.
Вдруг Николай Павлович дал знак следователю, и тот замолчал.
– Пётр Иванович, – начал Николай Павлович, – мы видим, что Вы честный и искренний человек и злодеяния, приписываемые Вам, не были Вами совершены. Это мнение подтверждает и то, как о Вас отзываются сослуживцы и начальники. Единственное, в чём Вас можно обвинить, – это невыполнение приказа, но нам понятны все Ваши мотивы. Вы не только честный офицер, но и верный друг, поэтому Вам прощено всё, что вменялось в вину, – сказал Николай Павлович.
Петра Иванович, изумлённый, не нашёл в себе силы, чтобы сразу ответить.
– Искренне благодарю Вас, Всемилостивейший Государь! – наконец, еле сдерживая в себе волнение, проговорил офицер. – Я недостоин такой высокой милости, но я премного благодарен за Ваше заступничество.
– В таком случае Вы свободны и можете идти.
– Честь имею! – сказал Петр, прощаясь с императором.
– Помолитесь о моем новопреставленном брате! – сказал на прощание император и твёрдой походкой направился к дверям.
Петра Ивановича повели через весь дворец к выходу. Выйдя на Сенатскую площадь, он остановился и глубоко вдохнул свежий морозный воздух. На улице уже успело окончательно стемнеть, шёл небольшой снег, повсюду горели фонари, освещавшие площадь и улицы, ведущие к ней. Рабочие вставляли новые рамы вместо выбитых за время восстания, замазывали на стенах пробоины от пуль и картечи. Дворники убирали последние следы бунта.
А на душе у Петра Ивановича было и очень тревожно, и радостно. Тревожно за друзей, за тех, кто был рядом с ними. Радостно оттого, что Господь увидел чистоту его помыслов и позволил не запятнать честь. Честь офицера, честь друга – честь человека.