Потатуев Иван

17 лет, г. Ярославль
(шорт-лист)

Жизнь прекрасна

1

Зачем я здесь? А главное  — где это, здесь?.. Понятно только, что я лежу на полу. Черт, как же сложно открыть глаза! Открыл. Теперь вижу. Я у Димы. Нет-нет, у Семы… в смысле… не знаю. У кого-то из них. Шевелить головой я не могу: такое ощущение, что я вообще ни головы, ни рук, ни ног – ничего не имею. Странное, но знакомое состояние. Скоро все должно прийти в норму. Хотя… Кажется, что в норму уже ничего не придет – это невозможно: слишком поздно для того, чтобы отказаться от этого. Стоп! Куда это я смотрю?.. Что это? Огромное зеленое нечто. С пятнами… нет, с какими-то черными разводами. Хм… Точно! Это же Семина штора. В таком случае, я у Семена. Это хорошо. К нему взрослые не придут, я знаю. Никогда к Семе не приходят – один он в своей маленькой комнатке с голыми стенами. А это что за фигура рядом с кроватью?.. Хм. Это Сема. Он сидит, облокотившись на кровать, и что-то шепчет себе под нос, время от времени извиваясь всем телом, будто хочет встать. Из его открытого рта обильно течет слюна и какая-то пена. Все лицо его в поту. Подождите. Он ведь что-то говорит, но почему я его не слышу? Я должен слышать. Знаю, что должен. Да. Теперь начинаю различать. «Во-ы, во-ы, в-о-о-ы» – страшно хрипит Сема, время от времени вздрагивая. Он сейчас очень странный. Ещё часа два (или чуть больше – я не уверен, не понимаю времени) я смотрел в его лицо, в его бездонные загадочные карие глаза, не выражающие ничего, и все это казалось мне так прекрасно, что я не отводил от него взгляда. Его голос был таким красивым и нежным, что я хотел снова и снова слушать его. А сейчас он сидит и хрипит, умоляюще глядя  мне в глаза своими стекляшками. Я не хочу видеть эту неприятную гримасу ужаса на его лице, слушать эти мерзкие звуки! Он уже даже не хрипит, а воет, брызжа слюной: «В-ы! В-ы! Во-ы! Вдо-ы!». Такое ощущение, что он кричит прямо мне на ухо, пусть он и находится на другом конце комнаты. Я не могу смотреть в его глаза, слушать эти вопли… Лучше бы я вовсе не просыпался. «В-ды! В-ды! В-ды!» – он становится все громче и громче. Я не выдержу, не могу!.. не могу! Не хочу его слушать!!! Почему я должен его слушать?! Это так обидно, что я должен его слушать! Правда, это так обидно!.. Почему я его слушаю? Почему не кто-то другой? Я не хочу его слушать!!! Я не хочу быть здесь!.. Неужели я плачу?.. Ну, и ладно. Я плачу, а Сема хрипит и дергается. Будет стыдно, если нас кто-то так увидит. Впрочем, какая разница?

2

Сильный хлопок, будто что-то взорвалось рядом. Это входная дверь. Наверное, Дима с Лешей пришли. Они должны были смотреть за нами, пока мы с Семеном кололись, – это я помню. Сеня — рядом с кроватью в неестественной позе: торс его полностью опрокинут на пол, хотя Сеня все ещё сидит. Мне страшно. Слышу, открывается дверь в комнату. Дима – узнаю его голос – вскрикнул, подбежал к Семе, начал его трясти, щупать пульс. Семен никак не реагировал и, будто кукла, полностью поддавался движениям Димы. С бледным лицом Дима повернулся к Леше и сказал: «Пульса почти нет, он еле дышит». Началась суета, крики, неразбериха. Все это проносилось мимо меня. В какой-то момент Леша, лица которого я не видел, но которого опознал по ободранным камуфляжным штанам, подошел ко мне. Он вытер небольшую лужицу слюны (я её даже не замечал), накапавшей из моего по-глупому открытого рта, положил мне под голову подушку и снова пустился бегать по квартире. Я утонул в этой подушке и совсем перестал понимать, что происходит вокруг. Что-то бегало и кружилось. Отчетливо помню только разговоры  про вызов «скорой». Я знал, что они слишком боятся ответственности за все это, поэтому в «01» не позвонят. Дима визжал на Лешу, говоря, что ему нельзя в «наркологичку».  Ешё что-то было, уже не помню…

3
«Наверное, нужно было сменить школу. Это было бы правильно. Когда только я понял, во что ввязываюсь, нужно было бежать. Но я не бежал. Было интересно. Тем более, я не знал, как бежать? Куда?..» – лениво крутились нескладным хороводом мысли в голове. Нужно вставать: уже утро, но вставать не хотелось. Я лег на спину и не двигался. Глядя в потолок, я почему-то начал думать о матери. Жаль мне её. Себя не жаль, а её жаль. Странно это. Внезапно вспомнил, как стащил и продал её золотую цепочку, подаренную ей бабушкой, чтобы купить кое-что у Димы. Вспомнил мамин враждебно-испуганный взгляд, когда она нашла у меня в кармане куртки то, что я купил. А ведь как давно это было! Три месяца? Больше?.. Это отвратительно. Я – ужасный человек, но я не хочу прожить жизнь так. Я больше не буду. Я ухожу, бросаю все. Ноги и руки уже при мне и совсем не болят. Поднимаюсь. Сема, накрытый простыней, лежит в углу. Я, шатаясь, вышел из комнаты. Но, прежде чем уйти, я должен спросить у них, почему они не смотрели за нами. Мне хотелось растерзать обоих. Злоба переполняла меня: из-за них Сема умер!!! Вижу их на кухне.
– Как вы смели уйти, подонки?! Где вы были вечером?  – не здороваясь, громко спрашиваю серьезным, грубым тоном, обращаясь к Диме и Леше.
– Мы ходили к Эдику, — ответил Дима.
Мгновенно появились ассоциации. Сердце забилось чаще, глаза заблестели. Злоба вмиг забылась.
– Ну… У Эдика, да?.. А у него было? – спросил я так нежно, так волнительно.
Дима указал мне пальцем на пакетик, лежащий посередине стола. Боже, как я мог его не заметить?! Такое ощущение, что он светился, переливался. Я смотрел то на маленькое нечто в пакетике на столе, то на Диму, то на уже, видимо, принявшего Лешу со стеклянными глазами.
– Хочешь? – спросил Дима, пододвигая ко мне пакетик.
Я торопливо закивал головой, с огромной благодарностью глядя в Димины глаза. Я взял первый попавшийся на столе шприц, засучил рукав и вмазался. Боже, как же прекрасна эта жизнь!