16 лет, в/ч 18401,
Ярославский район
Моя мама могла бы стать музыкантом
Моя мама могла бы стать музыкантом. Профессиональным музыкантом. На её концерты покупали бы билеты, её выступлений бы ждали.
Об этом я узнала сегодня днём.
– А вот если бы я успокоилась и побольше опробовала тот рояль, то сдала бы лучше, – продолжала я рассказывать маме в машине по пути домой.
Это всё апрель. Месяц, когда нервы сдают раньше, чем ты сдашь экзамены в музыкальной школе.
– Не думаю, что вы сыграли очень плохо, – отозвалась мама. Мы уже выехали за город. – Может, просто снова перенервничали? Что это было? Академический концерт?
– Да, почти, у нас был экзамен, – почти затараторила я. – К счастью, мы сдавали в кабинете завуча, а не в зале. Сначала мы играли ансамблем – сидели друг к другу спиной, но всё получилось бы почти идеально, если бы рояль моей подруги, представь, мам, не был таким монстром – очень уж он звонкий и чувствительный, – я сделала глоток воды. – А, когда я одна играла «Ель», долго не могла начать так тихо, как надо. Сыграла вроде неплохо, но пальцы на клавишах скользят, голова начинает кружиться – и это всё именно в кабинете завуча…
– Главное, что не разрыдались прямо в кабинете и получили заслуженные отметки, – несколько усмехаясь, ответила мама.
Мы проезжали озёра, окружённые чуть зеленеющими перелесками. Нам повезло с погодой: светило солнце. Небо было ярко-голубым. Величественные увесистые кучевые облака отражались в спокойной глади озера. На черёмухе уже разворачивались листья, над нами кружили и отчаянно кричали чайки. Всюду бурлила, кипела, радовалась жизнь, и меня это раздражало.
– Знаешь, хорошо, что у вас такие добрые учителя, – сказала мама. – Учителя, которые верят в тебя, поддерживают, помогают. У вас прекрасная школа.
В машине повисло молчание. Коробка передач стучала, радио что-то напевало. Вроде хотелось спросить, к чему это, но я понимала, что сейчас и так всё услышу.
– Когда я училась в девятом классе, то тоже, помимо школьных экзаменов, ещё была загружена выпускными экзаменами в музыкальной школе. И тоже был апрель, представь? Наш город цвёл и хорошел. Было спокойно. Я играла на баяне: мне нравился его тембр с нотками лёгкой грусти и надежды, – на лице мамы появилась лёгкая улыбка. – Мягкое, несколько поскрипывающее звучание. Моя любовь также подкреплялась различными конкурсами и концертами, где я точно была не лишней. Я получала удовольствие и от исполнения разнообразных красивых произведений, и от новых знакомств и эмоций. Наверное, именно поэтому на тот момент я была твёрдо уверена, что буду поступать в музыкальное училище.
Мама переключила радиостанцию. Переключила скорость. Мы понеслись быстрее. Асфальт был новый, гладкий.
– Учитель по специальности говорил: «Ты играешь на шесть, но для училища – это твёрдая четвёрка, что достаточно хорошо», – продолжала мама. – Ты знаешь, Саш, я почти никогда не сомневалась в своих силах. По вечерам на балконе, с которого было видно речку, иногда наигрывала всякие нежные мелодии на моём баяне. Нежный солнечный свет проливался на дома, деревья, воду. Жизнь в нашем городе утихала. Я провожала закат под приятные поскрипывающие мотивы.
Мама замолчала. Внезапно в памяти возник тот зал, где мама играла в составе камерного оркестра. Она показывала мне его на фотографиях. Выцветшие такие карточки, но передающие ту майскую солнечную атмосферу.
Левой рукой мама поглаживала руль, правой несколько убавила радио.
– Экзамен мы сдавали небольшим ансамблем – три баяна, три аккордеона и две балалайки. Играя вместе, мы чувствовали друг друга на другом уровне, будто разговаривали на своём языке и просто наслаждались тем, что наполняло небольшой концертный зал на первом этаже здания.
Но, единственное, – мама будто замялась, – мои отношения с дирижёром были не особо гладкими. Насколько мне было известно по слухам в музыкалке, дирижёр сама была когда-то в юности баянистом: она выступала на важных мероприятиях, играла красиво и виртуозно. Как-то раз она увидела, как на одном концерте ребёнок младше её играл произведение, что ей хотели дать на следующий учебный год. Ей нравилась его игра, она восхищалась и хотела сыграть в будущем ещё чувственнее, нежнее, смелее…
Но в итоге она сдала на «три». Сказали, что она не прочувствовала, не отточила сложные арпеджио… после этого она бросила это дело и пошла просто в учителей-теоретиков, а потом стала дирижёром. А мне в том году, представь, Саш, дали как раз-таки то самое произведение, и на весеннем выпускном концерте я сыграла его на «отлично». Сама не помню, как так вышло; оно мне тоже безумно нравилось, настолько прекрасная мелодия… до сих пор помню её подавленный взгляд из глубины шумного зала – разочарование в себе, обида, что какой-то ребёнок превзошёл более опытного музыканта… И, наверное, именно поэтому эта женщина, которой уже давно надо было сидеть дома с котами и пирогами, никогда не ладила с моим учителем по специальности и придиралась ко мне больше всего: не то играю, не так играю, держу криво инструмент, горблюсь. Иногда доходило до того, что сижу слишком близко к нотному стану! Да и вообще она мало с кем имела хорошие отношения. Один раз она сама забыла про свой урок, а на следующей встрече сделала нам выговор, что мы прогуляли занятие.
Очень часто были ситуации, когда она мимолётно говорила: «Для идеального выступления вы нужны мне все как воздух… кроме Оли; вы все играете прекрасно… кроме Оли…»
Это меня не задевало, я не считала её кем-то приоритетным и знала, что оставалось мучиться с ней меньше года. Это меня радовало.
Но однажды я опаздывала: исправляла физику, а автобусы как назло шли медленнее обычного.
Я пришла на десять минут позже, обычно на занятиях сразу не играют – просто обсуждают повседневные дела или планы на выпускной концерт.
Ворвавшись в зал, я неуклюже села на своё место, подготовила инструмент и ждала взмаха дирижёрской палочки.
Учитель внезапно подняла правую руку, заставив ребят притихнуть.
– Ольга, насколько я знаю, играете вы достойно, но уверены ли вы, что это ваш путь?
По голосу было понятно, что она не в настроении. Я смутилась. Нежно гладя кнопки баяна, я безучастно смотрела в пол, а после спокойно сказала: «А что вас не устраивает?»
Да по правде сказать, меня и не волновало её мнение…
– Ах, милая, мне-то всё равно. Здесь вы почти незаметны, можно сдать экзамен и без вас. Единственное только – я не сомневаюсь, что в будущем вы будете играть пьяным мужикам за бутылку водки, не больше, даже напрасно мечтать о выступлениях в филармонии, – она переходила на всё более резкий тон, – если не смогла я, то вряд ли сумеете вы; зачем же вам тогда идти в училище, если можно так подрабатывать и без должного образования? Ваша игра бесполезна и бессмысленна, зачем же тратить силы и время?
Светофор прервал маму, она резко затормозила. Мы въехали в большой посёлок. Сорок секунд тянулись бесконечно долго для меня.
– Сердце упало, руки хотели опуститься, но они за ремешки держали баян, – рассказывала мама. – Хотелось упасть. Разрыдаться, раскричаться, убить её или же просто выйти отсюда. «Так, всё. Ребята, начинаем».
И всё же я осталась, стараясь подавить ярость, вспыхнувшую во мне.
На протяжении всей игры несколько раз я сфальшивила, путалась в тактах и темпе. Дирижёр, всё так же не обращая на меня внимания, продолжал махать руками на размер четыре четверти.
Я шла домой в подавленном состоянии. Было отвратительно голубое небо. Отвратительно красивые облака. А после ужасно неприятный холодный дождь. Я была сама не своя.
Я испытывала чувство разочарования, смятения и презрения всего, что попадалось на глаза. Отвратительное состояние. Приходит понимание, что всё зря, всё напрасно, всё бессмысленно.
После пошла череда конфликтов и разговоров: учитель по специальности хотела подойти к дирижёру, но понимала, что та вряд ли признает свою неправоту, да ещё и доведёт ситуацию до абсурда. Также она приходила к моей матери, стараясь попросить её поговорить со мной – точно ли я меняю в будущем музыкальное училище на педагогическое?
Я больше не хотела идти дальше. Тот учитель обесценил всю мою работу, перечеркнул моё будущее в музыке. Мне было не важно её мнение, но оно меня задело, остановило и ударило в грудь. Во мне убили желание, мотивацию, смысл вообще держать свой инструмент в руках и играть то, что раньше заставляло улыбаться. Всё же, на «отлично» закончив музыкальную школу, я пошла в педагогический. Даже почти не жалея. Мне было уже всё равно. Просто резко отпало желание, и я подумала, что, может, оно мне и не очень-то нужно.
Мы подъезжали к дому. Небо становилось более нежного оттенка, но облака становились мрачнее. На улице стало душно, тревожно. Где-то проворчал первый, несмелый гром.
Мама вышла из машины, лишь бросив напоминание, чтобы я не забыла помыть руки. От музыки мама так и не смогла отказаться – она выучилась на музыкального руководителя. Помню, как воодушевлённо и ярко рассказывала нам, какой интересный танец она поставила ребятам в садике на выпускной, а какие красивые песни будут петь девочки старшей группы, провожая товарищей…
А ведь она была бы сейчас музыкантом по образованию.