Малыгин Илья

17 лет, г. Ростов

Бабушка

Блажен путь, воньже идеши днесь душе,
яко уготовася тебе место упокоения…
Прокимен на отпевании

Баба Надя осталась совсем одна в маленькой однокомнатной квартире. Муж её, Алексей Жданов, умер восемь дней назад. Уже прошли похороны, на которых она была одна. Баба Надя сквозь наполненные любовью слёзы подпевала низким старушечьим голосом священнику, отпевавшему покойного супруга.
Дети у бабы Нади были, но о ней они уж если и вспоминали, то только пару раз в месяц, когда нужно было срочно приглядеть за внуками. В эти дни слёзы лились по щекам старушки, но, скорее, от осознания, что буквально через пару часов и это единственное утешение вновь уедет вместе со своими родителями. Телевизор баба Надя не смотрела, радио практически не слушала (только классическую музыку) и, если получится настроить старый проигрыватель, засыпала под скрип пластинки с несколькими старинными романсами. Больше всего на свете любила она литературу. По молодости участвовала во всевозможных литературных вечерах, писала стихотворения, рассказы. Несколько раз становилась победителем конкурса чтецов. Однажды за очередную победу вручили ей статуэтку Л.Н. Толстого, которая навек стала для бабы Нади знаком её неразрывной связи с литературой. Теперь же маленькая фигурка украшала небольшую книжную полку в квартире старушки.
Наступил девятый день по смерти Алёшеньки – так называла мужа баба Надя. Прийти разделить с ней горе было некому, поэтому старушка решила помянуть супруга одна, сходив на могилку, находившуюся недалеко от дома. Проснулась, встала на колени, прочитала утренние молитвы, к которым в конце добавила:
– Господи, если мой Алёшенька сейчас с Тобой, передай ему, что я по нему очень скучаю… Ох… тяжело мне… Если возможно, дай мне возможность встретиться с ним как можно скорее… Совсем одна осталась…
Баба Надя замолчала. Слёзы ливнем катились по её щекам. Ей нужен был рядом человек – его не было.
– Эх, Лев Николаич, Лев Николаич, – обратилась к медной, но в то же время необычайно живой статуэтке старушка. – Где ж мои детки? Где Маня, Серёжка? Забыли меня, старую… И прижаться теперь не к кому.
Так просидела она на коленях около четверти часа, но тут раздался звонок. Это был её телефон. С трудом вставая на ноги, баба Надя знала наперёд, кто ей может звонить в столь ранний час. Она не ошиблась. Звонил Сергей Алексеевич Жданов, сын.
– Алло, – раздался из трубки резкий голос.
– Здравствуй, сы́ночка. Как ты там? Как жена, работа, дру…
– Ма-а, некогда мне с тобой тут лясы точить. Лучше скажи, сможешь ли ты сегодня за внуками приглядеть?
– Серёженька, сегодня девять дней, как папа умер…
– Да знаю я. Так сможешь или нет? Говори быстрее: у меня дела.
– Хорошо. Привози. Только я пока схожу на могилку, помолюсь за Лёшеньку. Тяжко что-то на душе…
Но в ответ раздался лишь короткий гудок телефона.
Баба Надя не стала есть. Тяжёлыми шагами пошла в прихожую, сняла с вешалки весеннее пальто и любимый зелёный берет, надела полуразвалившиеся сапожки и, закрыв дверь, вышла из дома. Погода стояла прескверная: с утра моросило, снег, остававшийся лишь на неровных местах, превратился в густую кашицу.
Баба Надя села на мимо проезжающую маршрутку и вскоре доехала до кладбища. Конечно же, первым делом решила она сходить в церковь, расположенную через дорогу. Зашла. Перекрестилась. Была литургия. Пение, доносившееся с клироса, находившегося на балконе сверху, не могло не умилять чувствительное старушечье сердце. «Со всякою скорбию, великою и малою… прибегаем к Тебе, Дево чистая…» – маленький трепещущий огонёчек души бабы Нади вторил словам, наполняющим все её существо каким-то необъяснимым восторгом. Совсем недавние слёзы вновь потекли по её щекам, но с ещё большей силой. «…Не отвращается земли Владычица наших призываний, вся бо приемлет с любовию, яко Матерь Бога и мира Спасителя», – эти слова баба Надя почему-то знала и помнила. Она повторяла их всегда, когда было трудно, когда казалось, что миру она больше не нужна. Теперь баба Надя услышала их, заново прочувствовала. Старушка всегда знала, что она не одна, но это краткое посещение храма удостоверило её в этом окончательно. Она подошла к аналою в центре храма. На нём лежала икона «Всех скорбящих радость». Баба Надя тихо помолилась об упокоении души мужа и направилась к выходу. Вновь перейдя дорогу, она направилась непосредственно в глубь кладбища, где совсем ещё недавно она стояла, провожая в последний путь Алёшеньку. Она без труда нашла свежую могилку. Постояла. Помолилась.
– Эх, Алёшенька, знаю я, что ты сейчас там, – баба Надя подняла глаза кверху. – Попроси там за меня…
Она направилась к выходу. У ворот ещё немного постояла, размышляя о чём-то, и направилась на другую сторону дороги… Визг тормозов. Испуганное лицо бабы Нади. Крики прохожих. Мёртвая тишина…
Зазвенел звонок в дверь. Спустя пару минут повторился вновь.
– Ма-а, открывай давай уже, мне уезжать пора.
Вновь прозвучал резкий звонок. Никто не открывал.
– Эх, видно, спит старая. Сам открою.
Сергей достал ключи, вставил в замочную скважину, повернул пару раз и зашёл в квартиру.
– Ма-а, просыпайся. Я детей привёз. Я уже опаздываю.
Тишина. Сергей прошёлся по комнате, заглянул в кухню. Старушки не было. Дети устроились на диване, рядом с книжной полкой. Стали рассматривать корешки книг, изучать.
– Да где ж её носит!? – прокричал Сергей. – Она ж знает, что я…
Тут он повернул лицо в сторону книжной полки. Статуэтка, стоявшая некогда гордо и непоколебимо, теперь выглядела зловеще. Взгляд писателя был суров и безжалостен.
В дверь неожиданно позвонили. Сергей прошёл, открыл дверь. Там стоял неизвестный человек высокого роста, в чёрном костюме, с непонятными, трудно запоминаемыми чертами лица.
– Здравствуйте, вы – сын Надежды Ждановой? – громко спросил незнакомец.
– Да, я… А что?
– Её сегодня сбила машина. Рядом с кладбищем.
– Как сбила машина?.. Где?.. Каким кладбищем?..
Незнакомец промолчал, развернулся и тихо вышел из квартиры. Наступила тишина. Сергей не мог поверить, что человека, родившего и вскормившего его, уже не было на свете. Что-то заныло рядом сбоку, там, где сердце… То была совесть. Сергей постоял так с минуту, потом свалился на колени и зарыдал.
– Папочка, что случилось? – с волнением подбежали дети.
Но в ответ раздавались лишь всхлипы. Бабы Нади… мамы… больше нет. И никогда больше не будет… На книжной полке, в самом центре, грозно возвышалась одна фигурка – Льва Николаевича Толстого.