Романова Мария

11 лет, г. Ярославль

Чума

Настала ночь. Я легла в постель, но никак не могла уснуть. Мама была на дежурстве, к ним в больницу привезли новых инфицированных. Я оставалась на всю ночь одна в квартире. Долго ворочалась, смотрела в потолок, считала овечек. Как то не засыпалось. Тогда я встала, включила свет, походила по комнате. Только подошла к окну, как свет стал меркнуть, меркнуть и погас. Это произошло так неожиданно, что я испугалась. До этого свет никогда не отключали.

«Наверно что-то случилось», – подумала я.

За окном непроглядно темно. Видимо свет погас во всём городе. Даже на вышке, на которой всегда горят красные сторожевые огоньки, ничего не видно. Я прислушалась. Тихо. Ни машины не ездят, ни собаки не лают.

«Надо отыскать фонарик», – решила я, и стала пробираться к кладовке. На ощупь нашла фонарик и включила его. Яркий конус света ударил в потолок, заметался по стенам. Внезапно лампочка замигала, стала светить тусклее и погасла. Я опять оказалась в кромешной темноте. Кроме меня в квартире никого не было, но мне показалось, что на кухне кто-то ходит. Осторожно я пробралась на кухню. Там было не совсем темно. Горела свеча,

и в красноватых сумерках я рассмотрела бабушку. Бабушка сидела за столом и пила чай. – Разве ты не умерла? – спросила я шёпотом. Она повернулась в мою сторону, и я в ужасе попятилась. Вместо лица у бабушки был большой твёрдый клюв. Два круглых глаза по бокам клюва смотрели холодно, не мигая. Бабушка сухо пощёлкала клювом, как это делают иногда старые вороны. Мои ноги приросли к полу.

С тихим скрипом открылась дверца посудного буфета. На ней сидел, свесив лохматые ноги, маленький бородатый старичок. Большие глаза его фосфоресцировали, как у кота. Он пристально и недобро смотрел на меня.

Я бросилась бежать. Выскочила на лестничную площадку. Здесь тоже темнота. Но где-то далеко внизу мерцает огонёк. Я кинулась на лестницу. Что-то подсказывало мне, что надо бежать на верх, но я побежала вниз, на огонёк. Пробежала два лестничных пролёта, оказалась на первом этаже, но лестница не кончилась, она вела глубже. Я всё бежала и бежала по ней, перескакивая со ступеньки на ступеньку, а она всё не кончалась и не кончалась. Внезапно я осознала, что лечу. Огонёк пропал, меня опять окружала плотная темнота, какая-то шевелящаяся.

Доносились звуки неразборчивых голосов, как будто где-то бормотал телевизор. Внезапно я оказываюсь в полутёмной церкви. Горят, потрескивая свечи, красноватым теплятся лампадки у икон. Кругом стоят люди в тёмных одеждах, и батюшка в тёмной рясе ходит с кадилом. Посередине стоит на полу гроб. Я боюсь смотреть на него, но кто-то сзади подталкивает, и я оказываюсь у гроба. С ужасом заглядываю и пячусь от неожиданности и страха. В гробу лежу я сама. Глаза закрыты, лицо мертвенно бледное.

– Да, – говорит батюшка скрипучим голосом, – ты заразилась и умерла, и теперь останешься с нами навсегда.

И все люди поворачиваются ко мне, и я вижу, что вместо лиц у них клювы. От страха я не могу пошевелиться. Мысль о том, что я умерла и теперь навсегда останусь в этом ужасном месте, сводит меня сума.

– Мама! – кричу я. Но крик не звучит, у меня нет голоса.

В это время ударил колокол, раз, и ещё, и опять… Длинными лентами вспыхнуло пламя свечей. Тени заметались по стенам, как будто им было тесно. Стены стали таять, рассыпаться…

Я оказалась в своей постели. За окном торжественно звонил колокол на часовне церкви Рождества Богородицы, что рядом с нашим домом. Было светло. На кухне трещала, поджариваясь на сковородке колбаса. Мама уже пришла с дежурства и готовила мне завтрак.

Через десять минут, умытая и расчёсанная я сидела за столом и пила чай, рассказывая маме свой страшный сон.

– Я так испугалась, так испугалась, что думала, что умру от страха! – говорила я между чаем и бутербродом.

– А знаешь, – вдруг прервала меня мама, задумавшись, – ведь свет ночью действительно отключали во всём городе, даже у нас в больнице. Правда, ненадолго. Я ещё подумала: как бы Маша там не испугалась, если проснётся.

–Как же ты узнала об этом, если спала?

И тут я вспомнила, где видела человека с птичьим клювом. Конечно же – в мамином медицинском справочнике. Такие носатые маски надевали врачи в городах, где свирепствовала страшная болезнь – чума.