14 лет, с. Угодичи,
Ростовский район
Какая я красивая…
Нюрка родилась в большой семье. Друг за другом спешили на белый свет только девочки, одна краше другой. А вот старшей не повезло: и ростом велика, и фигура мужская, да и лицом не вышла. «С лица воду не пить, – ворчал отец, – зато работница». Какой же отец не мечтает о сыне, но молчал: не хотел лишний раз жену расстраивать. Та чувствовала себя виноватой. У соседей вон сколько парней, хотя Нюрка любого из них заменит на работе. С каждым годом становилась она крепче и сильнее. Косила наравне с отцом, метала сено в стог, управлялась со скотиной – словом, всё у неё горело в руках. Это радовало отца. Он брал её в поле, обучал трактору. И скоро девка стала самостоятельной – кормила семью. Сёстры подрастали, учились. Деньги нужны были на туфельки, ленты и платья нарядные. Как радовалась Нюрка, когда девчонки кружились в новых платьях и визжали от радости. Она любовалась этими красавицами и думала: «Осенью учиться поедут, сапожки бы надо купить». Работала с удовольствием. Вставала раньше всех, туман ещё стелется по росистой траве, а её трактор ревёт на всю деревню. Вскрикнет хозяйка: «Проспала! Нюрка уже в поле поехала, а я корову не доила». А она уже выбирает полянки для сенокоса. Не успеет солнышко подняться, а трава ровными рядами уложилась. Да чего же любила она сенокос! Поляна за поляной становилась уютной, будто полы в доме помыла, чистота… Поднимется солнышко высоко – жара. Вот теперь можно отдохнуть. Выберет она погуще кусты, бросится в траву. Свежо! Приоткроешь глаза – другой мир увидишь. Вот муравей пробирается через густую траву. А это кто качается на стебельке лебеды? Длинноногий кузнечик. Божья коровка заблудилась. Бабочки-красавицы тоже попрятались. Нюрка любила такие минуты отдыха. Редко ездила в бригаду, куда привозили обед с полевого стана. Жалко времени. Всегда брала хлеб и бутылку со сладкой водой (молоко прокиснет в такую жару). Быстро пролетали лето, осень. К зиме дом сиротел. Сёстры учились в городе. Отец пропадал в совхозной мастерской. Мать, накормив скотину, сидела у окна, вязала носки, варежки или длинные письма писала дочкам. Постоянно посматривала на заснеженную дорогу в надежде увидеть трактор дочери. Вот она на ферму спешит за молоком, потом навоз на поле везёт. Не такую судьбу дочери хотела. Винила себя, что из-за своих болячек дочь держит в деревне. А, с другой стороны, здесь все её уважают, руки её золотыми называют, старики, здороваясь, кланяются. Душа у неё красивая, ну а внешность – такую бог дал. По-своему и ничего – привыкли. И она давно смирилась. В большой избе одно зеркало висело – и то для отца: без него не побриться. И вот как-то поздней осенью Нюрку пригласили в район. Долго говорили о её трудовых успехах, коммунистической сознательности. Слушала она уважаемых людей, и казалось, что говорят о ком-то другом. Когда к ней обращались как к Анне Петровне, она даже вздрагивала. «Какие такие подвиги совершила, что направляют в Москву?» – думала она. Если бы не убедили, что едет целая делегация (слово с трудом выговоришь) от района – ни за что бы не согласилась. Всю неделю Анна Петровна, так над ней дома шутили, не находила места: что она там делать будет, какое платье она наденет, почему она должна ехать в Москву. Одно утешало: когда ещё увидит Красную площадь, Кремль. Потом рассказывала: «Странная история со мною произошла. Стоим в огромном зале. Зеркала на всю стену. Глазами ищу себя – не могу найти. Все тут, а я где? Платье тёмно-фиолетового цвета узнала, белоснежный шарф, что мама предложила накинуть на плечи, узнала. Присмотрелась – вроде я. И стою такая стройная, величественная, с орденом на груди. Подходят ко мне люди, которых я вижу первый раз в жизни, и говорят: «Какая вы красивая!»
